Последняя миссия «великого Кобзаря»…

Неожиданную, наверное, для многих передачу выпустил недавно в эфир Первый канал Национального радио Украины. Точнее, не передачу даже, передача была самой обычной. Неожиданным в ней оказался небольшой фрагмент. Гостья студии некая Наталья Буряк, представленная как историк и археолог, упомянула о гомосексуальном подтексте в одном из стихотворений Тараса Шевченко «У тієї Катерини…» («У той Катерины»).

Упомянула как бы случайно, между прочим. Ну, просто к слову пришлось. Вместе с ведущей они слегка посмеялись по этому поводу и перешли к другим темам. Казалось бы, и внимания особого обращать на это не стоит. Между тем это мимолётное упоминание может быть знаковым.

Нет, Америку Буряк не открывала. О гомосексуальных мотивах в творчестве Шевченко украинские литературоведы уже упоминали, хотя и не акцентировали на этом особого внимания. И тоже не являлись первооткрывателями темы.

Ещё в 2000 году популярный в то время и вполне благонамеренный с точки зрения украинской «национально сознательной» общественности журнал «Політика і культура» назвал Тараса Шевченко (вместе с Григорием Сковородой, Лесей Украинкой и Агатангелом Крымским) в числе украинских классиков с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Вновь-таки всё ограничилось просто упоминанием, без подробностей.

Таким же образом затронул данную тему в одном из своих эссе современный украинский писатель Юрий Андрухович. Просто сообщил: про Шевченко говорили, что он любовник своего покровителя и учителя Карла Брюллова. Ни опровергать эти разговоры, ни подтверждать их Андрухович не стал.

Более прямолинейно поступил известный защитник прав сексуальных меньшинств депутат Верховной Рады от Блока Петра Порошенко Сергей Лещенко. На прошлогоднем гей-параде в Киеве (они теперь в столице евроинтегрирующейся Украины проводятся каждый год под названием «маршей равенства») парламентарий демонстративно позировал перед фотокамерами в футболке с изображением Тараса Григорьевича. Намёк получился довольно прозрачным.

Я не искал подобную информацию специально, привожу в пример лишь то, о чём мне стало известно по воле случая. Вопрос о «нетрадиционности» Шевченко возникает в СМИ (а уж в частных разговорах тем более) на протяжении значительного времени. И по-видимому, этот вопрос следует выяснить. Но сначала скажу о вышеупомянутых деятелях культуры. Если нетрадиционные сексуальные предпочтения Леси Украинки и Агатангела Крымского можно считать установленными, то подобные утверждения относительно Григория Сковороды строятся лишь на предположениях.

На предположениях же основаны обвинения на сей счёт в адрес Карла Брюллова. Есть чёткие свидетельства о его гетеросексуальности. А вот какие-либо доводы в обратную сторону назвать затрудняюсь. За исключением разве что довольно туманного заявления Шевченко в автобиографической повести «Художник», где говорится о каких-то слухах, циркулировавших в петербургском обществе и порочащих честь великого живописца.

Что же касается самого Тараса Григорьевича, то здесь дело слухами не ограничивается. Оставляя в стороне те подозрительные в рассматриваемом отношении страницы биографии поэта, где опять же можно базироваться лишь на догадках и предположениях, укажу на нечто более конкретное.

Речь пойдёт об отношениях Шевченко с американским негром актёром Айрой Олдриджем, гастролировавшем в конце 1850-х годов в Санкт-Петербурге. Яркое свидетельство об этом оставил хороший приятель Тараса Григорьевича скульптор Михаил Микешин. Он как-то после спектакля «Король Лир», где Олдридж играл главную роль, зашёл в гримёрку актёра, чтобы поблагодарить его за прекрасную игру. И…

«Следующая сцена поразила меня, – писал Микешин в воспоминаниях. – В широком кресле, развалясь от усталости, полулежал “король Лир”, а на нём, буквально на нём, находился Тарас Григорьевич; слёзы градом сыпались из его глаз, отрывочные, страстные слова ругани и ласки сдавленным громким шёпотом произносил он, покрывая поцелуями раскрашенное масляною краской лицо, руки и плечи великого актёра… Находя себя здесь лишним, я торопливо притворил двери».

Вот это место в мемуарах Микешина даёт многим основание говорить о нетрадиционной ориентации Шевченко. Правда, советские шевченковеды предпочитали пояснять вышеописанное своеобразным выражением восторга, который испытывал Тарас Григорьевич перед актёрским мастерством американца. Чьё мнение считать более убедительным, каждый волен выбирать сам.

Добавлю лишь, что тот же Микешин сообщает о неоднократных и загадочных визитах Олдриджа к Шевченко. К его приходу Тарас Григорьевич тщательно готовился, убирал в своей комнатке и даже заправлял постель, которая обычно оставалась у него неубранной. Они уединялись и закрывались. «Бог их знает, как и о чём они там говорили», – отмечал мемуарист.

Вопрос, надо сказать, не праздный. Советские шевченковеды поясняли, что Шевченко и Олдридж делились друг с другом болью за свои народы, рассказывали о страданиях соответственно крепостных крестьян на Украине и негров-рабов в Северной Америке. Дело, однако, в том, что Олдридж владел только английским и французским языками. Шевченко же – только русским (как в его литературной форме, так и в малорусской разновидности) и польским. Оставшись вдвоём без переводчика, они не могли понимать ничего из сказанного собеседником. Поэтому вариант «рассказывали друг другу о…» следует отнести к идеологической фантастике.

Не подходит в качестве объяснения и циничное «Да они там водку пили!». Пил Тарас Григорьевич открыто, не смущаясь и не стесняясь. Для этого ему незачем было запираться на ключ.

Как не нужно было запираться и при работе над портретом Олдриджа, который Шевченко пытался сделать в виде офорта (гравюры на металле). Когда и в чьём присутствии работал он над портретом, известно. Для этой работы они не уединялись.

Косвенным указанием на то, что речь в данном случае идёт не об обычном дружеском общении и не о художественных занятиях, являются мемуары Екатерины Юнге (урождённой Толстой). Эта знакомая Тараса Григорьевича всячески превозносила его и яростно пыталась «опровергнуть» любую негативную информацию о Шевченко, подчас не заботясь ни о правдивости, ни (хотя бы) о правдоподобии.

Прочитав об уединении Шевченко с Олдриджем, Юнге, надо полагать, сообразила (а возможно, и знала), о чём, собственно, там говорится. И потому объявила, что всегда (именно – всегда!) присутствовала при таких встречах (что явно является неправдой).

Таковы факты. Впрочем, интимные подробности жизни Тараса Григорьевича в данной истории не самое главное. Следует обратить внимание на другое.

Культ «великого Кобзаря», создаваемый и насаждаемый с 1860-х годов, всегда имел утилитарный (прикладной) характер. С его помощью деятели украинского движения стремились «пробудить» в малорусах «украинское национальное сознание». Позднее большевики эксплуатировали образ Шевченко как революционера-демократа и борца с самодержавием. После развала СССР, когда Украина стала независимой, политики начали восхвалять Тараса Григорьевича как поборника независимости…

Сейчас ситуация изменилась. В захлестнувшей страну русофобской истерии на первый план выдвинуты фигуры других «великих украинцев» – Бандеры, Шухевича, Петлюры… Шевченко же, сочетавший резкие русофобские высказывания со стремлением хорошо устроиться в Российской империи, с попыткой занять значительное место в русской литературе (попытка оказалось неудачной, но она была!), становится не совсем удобен.

Ему ещё оказывают ритуальные почести, как бы отдают «дань уважения», поминают (нередко на первом месте) в ряду «великих», но культ его явно клонится к закату. Кроме того, Тараса Григорьевича ведь прославлял и коммунистический режим, а на Украине ныне объявлена «декоммунизация»…

Как «верховный идол» в пантеоне украинских богов «великий Кобзарь» уже непригоден. Зато есть возможность использовать его с другой целью – для пропаганды «европейских ценностей», под которыми, как известно из практики, понимаются прежде всего права сексуальных меньшинств.

Может быть, для этого и напоминают украинцам время от времени о некоторых сторонах жизни поэта? Напоминают пока осторожно, но последовательно.

Создается впечатление, что определенные круги аккуратно зондируют почву на предмет использования Тараса Шевченко (не реальной исторической фигуры, а культа) для того, чтобы убедить народ принять те самые «ценности». Участие в этом Сергея Лещенко особенно показательно – он, говорят, ничего просто так не делает.

Если данная версия правильна, то, скорее всего, такая миссия станет последней для «великого Кобзаря». Ни для чего другого он уже не сгодится.

Александр Каревин